— Я тебя на себе не потащу, — неожиданно заявила девушка. — Неужели ты думаешь, я не поняла, к чему ты клонишь? Ты вон какой тяжелый. — Правда, потом добавила со смирением. — Но я попробую.
— Не надо меня никуда тащить, — ответил я, чуть улыбнувшись. — У меня уже все прошло. Похоже, этот искин в научно-исследовательском комплексе поставил мне программу ускоренной регенерации.
— Ну да, — согласилась Мия. — Он и мне такую же поставил, только тебе от рбота-терминатора досталось гораздо больше, чем мне, и какая бы ни была быстрая регенерация, она все равно идет не один день просто потому, что телу нужно перестроиться на излечение, а это быстро не происходит. Ты правда сможешь встать?
— Если ты с моего нежного животика уберешь свою голову, то могу попробовать, — сказал я. — Ну и, конечно, если ты мне немножко поможешь.
— Я не помогу, — ответила печально девушка, убирая свою голову. — Мне самой очень плохо. Прости меня, пожалуйста.
— Ладно, прощу, но потом, — ответил я и с каким-то скрипом в суставах и позвоночнике начал приподниматься. — Если встану, конечно, и смогу двигаться.
С первого раза я встать не смог, не хватило сил, да и боль прокатилась по всему телу. Это была не настолько сильная боль, чтобы нельзя было терпеть, я бы встал, но тело мне не подчинялось, оно словно разучилось двигаться. Может это и на самом деле было так. Если был поврежден спинной мозг, а потом тело заново срастило нервные волокна, то такое вполне могло быть. Это как с телефонным кабелем, если порвут его, то потом после соединения нужно прозванивать каждый проводок, иначе связи не будет. Все мышцы покалывало так, как после долгой неподвижности в неудобной позе, точно также по телу кололо тонкими острыми иголочками. Я опустился на каменный пол, застонал и скрючился, как зародыш, потому что вдруг стало нечем дышать.
— Тебе больно? — встревоженно спросила Мия. — Может не надо тебе пока двигаться? Врачи обычно не советуют после таких ударов шевелиться. Если позвонки сместятся еще больше, то может наступить окончательный паралич.
— И не такую боль испытывал, — сквозь зубы прошипел я, кое-как вогнав в легкие воздух. — Лучше помоги встать.
— Я не могу, — грустно произнесла девушка. — Мне самой больно двигаться, руки онемели, ноги не держат.
— Ну и ладно, тогда я сам, — я рывком сел и тут же завалился набок, не держали меня мышцы. — Понемногу разберемся и с твоим телом.
Все тело было чужим, но постепенно оно стало мне подчиняться. Я снова со стоном сел и прислонился спиной к туннелю. Выдохнул застоявшийся в легких воздух и снова посмотрел на робота, лежит, скотина, не шевелится. То ли в засаде находится, то ли просто ждет, когда я поближе к нему подберусь. Вялыми руками я достал из заплечного мешка пару кубиков и съел их, запивая водой. Мне определённо становилось легче с каждой минутой.
А значит, что? Правильно, будем жить! А еще это значило, что древний остался во мне, никуда он не ушел, так и живет во мне и по-прежнему наблюдает за окружающим, делая свои непонятные для меня выводы. А с артефактом он стал еще сильнее, вон как всего за пару минут меня на ноги поставил со сломанным позвоночником. Уважуха, брат, и респект!
Немного отдышавшись, я взглянул на Мию, ей тоже приходилось несладко, но лицо у нее уже порозовело, морщинки разгладились, руки и ноги перестали дрожать. Ну и хорошо, ну и ладненько. Все живы, значит, еще поборемся. Я часто задышал, насыщая мышцы кислородом, потом одним быстрым движением встал и тут же завалился набок, ударившись башкой о стенку туннеля. Ничего, главное, что сумел подняться в первый раз, во второй раз получится лучше. Я снова почувствовал себя маленьким ребенком, который ничего не может и не умеет. Любой малыш первые месяцы учится держать голову, потом подниматься на руках, затем ползать, подтягивая непослушные ноги, и только после этого начинает садиться, и лишь затем пытается встать. Только у ребенка на это обучение уходит год, а мне надо пройти весь этот путь минут за пятнадцать, максимум за полчаса. Кто его знает, как поведет дальше этот робот. А то, не дай бог, появится второй, и как с ним воевать буду? Лежа?
Кое-как я снова поднялся и, держась за стенку, побрел к роботу, держа в руках тот невероятно тяжелый дуэльный пистолет.
— А я? — сзади проговорила девушка. — Ты бросаешь меня?
Самое время для разборок. Женщины любят такое. В самый неподходящий момент, например, в драке, когда тебе в лицо летит чужой волосатый кулак, спросить, а ты меня любишь? И ведь надо отвечать.
— Я вернусь, — буркнул я. — Мне просто надо кое-что выяснить.
Последние метры я едва доковылял, слабость была такая во всем теле такая, что хотелось просто упасть и умереть. Но это потом, сейчас не до смерти, на нее у меня времени нет, да и планы у меня другие. Я буквально рухнул на этого паршивого робота. Как-то из головы по дороге вылетело, что он может быть целым и невредимым, а значит, готов меня подстрелить. Не знаю, в какой момент я понял, что он вышел из строя, что передо мной просто груда металла. Может быть сразу, а может чуть позже.
Минут пять мне понадобилось только на то, чтобы понемногу придти в себя и отдышаться, потом я, ковыляя и прихрамывая на обе ноги, обошел эту махину, практически перегородившую туннель. Сдох, сволочь. Нигде в нем ничего не жужжит, ничего не светится.
Хороший, однако, пистолет мне Мия выбрала. Наверняка стреляет электромагнитным импульсом. Есть такое оружие на земле, один выстрел, и вся электроника выходит из строя. Так что нам повезло, что я успел на курок нажать прежде, чем отправился в полет, должно быть именно поэтому мы еще живы. Охая и ахая, я вернулся к девушке, чтобы сообщить об этой радостной новости. Знаете, что она ответила? Что, мол, мог бы сразу меня спросить, я бы тебе ответила, что не чувствую от терминатора никаких излучений, говорящих о его целости. Робот погиб, потому что его искин ты уничтожил первым своим выстрелом, а без электронных мозгов терминатор не может действовать.
Ясно. Понятно. Я взял девушку под мышки и попробовал поставить на ноги. Ох и тяжелая она. С меня семь потов сошло, пока я ее поставил, потом пришлось подставлять плечо, чтобы она не упала. Ну а дальше шаг за шагом мы поплелись вперед. На дохлом роботе сделали передышку, посидели на теплом металлопластике, попили водички, я съел еще один пищевой кубик. Почему всегда после ран и прочих неприятностей во мне жор открывается? То ли так у меня тело реагирует на известие, что он все еще живо, то ли просто любит пожрать.
— Меня аптечка колет, — пожаловалась девушка. — У меня уже все болит от ее уколов, а она колет и колет.
— Ну, давай ее уберем, — предложил я. — Снимай скафандр.
— Не буду, — покачала головой Мия. — А вдруг и на самом деле мне нужны ее лекарства?
— Сие не факт, — вздохнул я. — Скафандр не предназначен для особей нашего вида, возможно, что чужие лекарства тебе вредят, но вероятнее всего просто не действуют, потому что у них срок действия истек. Автоматика видит, что твое состояние не улучшается, вот и продолжает колоть.
— Тогда убирай эту чертову аптечку, — девушка разделась, я взял скафандр, нащупал место, где аптечка крепилась, и вытащил ее из захватов, а потом перевел взгляд на Мию и вдруг почувствовал шевеленье в нижнем отделе своего многострадального тела. О-па-на, а я, оказывается, еще не импотент. Правда, никаких действий я предпринимать не стал, Мию пожалел, настолько усталой и больной она выглядела. — Я хочу спать.
— Давай поспим, — согласился я, вспомнив о том, что во сне любой организм себя лечит. А раз так, то почему бы и нет? Спешить нам уже некуда. Конечно, хочется быстрее убраться с этой планеты, но в таком состоянии ни она, ни я далеко не уйдем. — Все равно сил нет куда-то идти.
Так мы и уснули прямо на полу рядом с этой металлопластиковой махиной, согревая друг друга телами.
Глава двадцать первая
Как говорил один мой приятель, жизнь такова, какова она есть и больше никакова. В ней не бывает все гладко и легко, всегда будет что-то, что предугадать нельзя, и когда ты будешь считать, что жизнь прекрасна, тебе на голову обязательно свалится кирпич. Ибо, как говорил другой мой приятель, в жизни всегда есть место неожиданностям. Вот ты идешь весь из себя никакой, результаты анализа на рак положительные, и тут вылетает на пешеходный переход крутой мажор и бьет тебя железным бампером крузака, и вот ты уже лежишь весь переломанный в больнице и думаешь, когда тебе было хуже, до или после наезда? Потому что диагноз рака после повторных анализов не подтвердился, а инвалидом, прикованным к коляске, ты теперь останешься навсегда.